matveychev_oleg в О СЛАВЯНСКОМ СТИХОСЛОЖЕНИИРусский, украинский, белорусский и болгарский языки обладают своеобразным свойством — отсутствием фиксированного, то есть единого для всех или подавляющего большинства слов, места ударения. Словесное ударение здесь разноместное (свободное): оно может падать на любой слог. К этим языкам близок в данном плане сербохорватский, где ударение может быть на любом слоге, кроме последнего. В чешском и словацком ударение фиксировано на первом слоге слов, а в польском языке на предпоследнем слоге.
Свойства и возможности разноместного и фиксированного ударения различны. В сфере стихосложения они влекут за собой немалые следствия.
Разноместное ударение, характеризующее особенность русского, белорусского, украинского и т. д. языков, имеет важные функции, которыми фиксированное ударение не обладает. В практическом общении русское ухо вынуждено «слышать» ударение, так как в зависимости от его позиции меняется зачастую сам смысл слова (замок/замок, атлас/атлас и т. п.); оно вынуждено следить за правильным проведением этой смысловой границы, всегда различая в слове две части — предударную и заударную. Положение с фиксированным ударением принципиально иное. Его исследователь справедливо подмечает: «...Семантической нагрузки оно не имеет и не оказывает влияния на формирование семантической структуры слова»[1].
Далее цитированный автор пишет: «Таким образом, можно предположить, что в языках с фиксированным ударением словесное ударение не имеет функции уточнения или определения значения слова, т. е. не является семиотическим (а следовательно, и семантическим) признаком, не играет грамматической роли. Оно, видимо, является формальным, акустическим признаком и возникло как естественное последствие деятельности органов речи, отражающее ритмику дыхания и чередующее (ритмично) моменты напряжения и ослабления артикуляционного аппарата во избежание его переутомления, то есть в конечном счете для поддержания высокой, качественной четкости произношения с целью высокого качества восприятия речи слушателем. Такая система ударения традиционна, самобытна и относится к внешней, физической стороне языка.
Русское словесное ударение своей структурой, значением, ролью настолько отличается от словесного ударения других индоевропейских языков, что есть основание считать, что оно имеет совершенно иной, чем у них, генезис»[2].
Эти наблюдения нуждаются в коррективах. Фиксированное ударение на территории Европы вообще распространено весьма широко (например, оно характерно для французов, эстонцев, латышей, чехов, словаков, поляков и т. д.). Среди славянских языков, как выше уже говорилось, разноместным обладают не только русский и болгарский. Наконец, выделяются как языки с одноместным фиксированным ударением (напр., французский, где ударение всегда на последнем слоге — архаическое заударное е произносится лишь при чтении стихов; в современном языке оно уже не фонологизовано), так и с разноместным фиксированием (итальянский и др.). Русский язык не знает даже такой «неполной» фиксации.
Француз, чех, поляк осознают весь круг проблем, связанный с ударением, несравненно более абстрактно, чем русский. Л.В. Щерба показал в свое время, что важнее и понятнее, чем ударение на последнем слоге, для француза-нефилолога интонационная волна предложения как целого, ударения на последних словах определенных ритмических групп слов — именно здесь основные реальные смыслообразующие факторы в акцентологии этого языка; ударение в каждом слове тут по привычке пытаются выставлять как раз иностранцы — например, именно мы, русские, с нашим природным разноместным ударением[3].
Литература — словесное искусство, и ее особенности неразрывно связаны с особенностями языка. По выражению А.А. Потебни, «нет такого состояния языка, при котором слово теми или другими средствами не могло получить поэтического значения»; «Очевидно только, что характер поэзии должен меняться от свойства стихий языка...»[4].
Через польскую поэзию русская поэзия во второй половине XVIII в. приняла силлабическое стихосложение. Поляки с их фиксированным словесным ударением воспринимают написанные силлабикой строки, (эквивалентные по слоговому объему, как ритмичные, — в итоге силлабическое стихосложение в польскоязычной поэзии имеет многовековую традицию и может считаться для данной поэзии нормой. Силлабические стихи звучат на польском языке плавно и исполнены гармонии. То же самое можно отметить для французской поэзии.
Когда силлабика была перенята русскими стихотворцами, то поэзия на русском языке, языке с разноместным словесным ударением, получила, напротив, скачущую «нервную» ритмику, иногда способную удачно передавать то или иное аномальное эмоциональное состояние лирического героя, особенности взволнованного монолога и т. п., однако малопригодную для передачи нейтральных состояний и, соответственно, для того, чтобы быть здесь стиховой нормой. Силлабический ритм по-русски из-за непредсказуемости места ударений в составляющих стихи словах ощутим несравненно слабее, чем по-польски.
Тем не менее силлабические стихи активно писались по-русски не менее 70 лет. Однако в 1735 г. появилась книга поэта и филолога Василия Кирилловича Тредиаковского (1703—1768) «Новый и краткий способ к сложению российских стихов с определениями до сего надлежащего звания». Автор находчиво нашел замену долгим и кратким гласным древнегреческого языка (на чередовании которых были основаны античные хореи, ямбы и т. д.) в русских ударных и безударных гласных.
Профессор Тредиаковский разработал, основываясь на свойствах нашего языка, национальное силлабо-тоническое стихосложение, объективно противопоставленное силлабике. Силлабо-тоника учитывает не только гармонию слогов, но и гармонию ударений; в силлабо-тонических стихах слова намеренно подбираются друг к другу в зависимости от места ударения.
Как поэт Тредиаковский активно начал писать созданным им русским хореем. Вскоре стал писать ямбом молодой поэт и будущий великий ученый Михаил Васильевич Ломоносов (1711 — 1765). За ними на силлабо-тонику стали переходить другие русские поэты, а силлабика была оставлена[5].
Итак, русское разноместное ударение активно проявляет себя в сфере стиховой ритмики. Рифма — тоже явление языка, и в рифменной сфере возможно лишь то, что допускается его законами. В языках с различной структурой эти законы неизбежно отличны в ряде черт. Так, во французской поэзии возможны только рифмы с ударением на последнем слоге (им соответствуют русские «мужские» рифмы типа уклон/сторон). Французский рифменный «репертуар» в силу этого объективного обстоятельства сравнительно с русским крайне беден[6].
Как следствие, к концу XIX в. во французской литературе появилось ощущение «изношенности» рифмовки, ее «автоматизма». Соединившись с модернистскими тенденциями, проявлявшимися как раз тогда в европейской культуре, это ощущение стало одной из причин появления и чрезвычайно широкого распространения различных способов отказа от рифмы — белый стих, «свободный стих» (верлибр). У славян безрифменный стих тоже активно обозначил себя с начала XX в. в основанных на языках с фиксированным словесным ударением чешской и польской поэзии. Рифма и здесь показалась тогда устарелой. У чехов и поляков на верлибр перешло большое число поэтов.
Для сравнения напомним, что в русской поэзии этого времени опыты с верлибром не продвинулись далее единичных экспериментов (у А. Блока, М. Цветаевой, М. Волошина, Н. Гумилева и др.). Вместо аналогичного перехода на верлибр русская поэзия начала XX в. (с ее разноместным словесным ударением) нашла совершенно другой путь — неожиданно создала новые виды рифмы.
Здесь самое время упомянуть, что свойства языка предопределяют некоторые особенности национальных литературных традиций.
Стихия созвучия необыкновенно богато представлена уже в ряде жанров русского фольклора, устного народного творчества. Так, постоянно играет созвучиями русская пословица (например, «Знать Феклу по рылу мокру», «Крепилась кума, да рехнулась ума», «Враки, что кашляют раки: то шалят рыбаки», «Городит околесную, колесит окольную», «Кос очами, крив речами» и т. п.).
О роли рифмы в русском литературно-поэтическом творчестве написаны целые исследования.
А поэт-романтик Владимир Григорьевич Бенедиктов (1807—1873) в своем стихотворении «К Отечеству и врагам его», написанном в 1855 г., в разгар Крымской войны, писал, перечисляя, где и в чем видит и узнает черты своей великой родины — России:
В чудном звоне колокольном
На родной Москве-реке
И в родном громоглагольном
Мощном русском языке.
И в стихе веселонравном,
Бойком, стойком, как ни брось,
Шибком, гибком, плавном, славном, Прорифмованном насквозь...
Образно-художественная характеристика родного языка как «громоглагольного» и русского «веселонравного» «прорифмованного насквозь» стиха основана тут на вполне объективных свойствах и проявлениях как того, так и другого.
Чтобы разобраться в них, вдумаемся, как вообще типологизируются русские созвучия/фонемные совпадения в связи с ударением.
1. Законно разграничить случаи совпадения в слове одной фонемы и совпадения комплекса фонем. Хотя и совпадение одной фонемы означает некоторое подобие слов как целостных единиц, ясно, что подобие слов, при котором в них совпадает фонемный комплекс — явление иного уровня. В качестве рифм функционируют почти исключительно факты второго типа, а однофонемное/однозвуковое совпадение относится к сфере аллитерации.
2. Как и отдельная фонема, повторяющийся фонемный комплекс может занимать в слове три различные позиции (А, Б, В). Позицию А занимает комплекс, левая граница которого совпадает с краем слова; позицию Б — целиком заключенный внутри слова комплекс, справа и слева от которого есть не входящие в его состав фонемные «прослойки» (ср. недолгий-задолженность); позицию В — комплекс, правая граница которого совпадает с краем слова.
В слове существует динамическое противопоставление по признаку ударности/безударности: одна из гласных фонем всегда противоположна прочим в качестве «ударной». Например, совпадающим может быть либо комплекс, включающий ударный гласный (то есть находящийся под ударением), либо полностью внеударный комплекс (ср.: приказание-приход).
3. Функциональная значимость ударения, специфическая для нашего языка, заставляет видеть в ударном гласном центр слова, ощущаемую носителем языка структурную границу, которая всегда объективно и реально разделяет слово на левую (предударную) и правую (заударную) части. Соответственно тождественные фонемные комплексы неизбежно располагаются либо слева (предударное фонемное тождество: корОва-корОнный), либо справа (заударное тождество: ночАми-сАми), либо по обе стороны (предударно-заударное, синтетическое тождество: парохОдом-перехОдом).
Какие же типы рифм возможны в русском языке по его акцентологическим, фономорфологическим и прочим объективным законам?
ПРЕДУДАРНЫЙ ЗАУДАРНЫЙ
Аапред. ⇔ Ааз
(ДА́́нный/ДА́ром, (А́НГеЛА/А́нглиЯ,
КОРО́нный/КОРО́ва А́дОМ/А́тОМ)
АБ (БА)л ⇔ АБ (БА)з
(БО́га/одноБО́кий, О́трок/болО́Ту,
СТА́рый/уСТА́ла) РУ́ки/наРУ́жно
АВ (ВА)п ⇔ АВ (ВА)з
туПА́/пА́мять И́СТИнный/кИ́СТИ,
оКНО́/КиНО́шник) О́Стро/покО́С
ББп ⇔ Ббз
(выСОкий/раССОлом (бомО́Ндом/урО́На
О́Стро/поО́С)
БВ (ВБ)п ⇔ ВБ (БВ)з
(плеСКАлся/виСКА, (большА́Я/тА́Ять,
заСТАнет/уСТА) порО́К/высО́Кой)
ВВп ⇔ ВВзауд.
(ВеДрА/ВиДнА, (кричА́Л/зА́Л,
мОЛоКА/ОбЛаКА) дышА́ЛА/метА́ЛЛА)
Это — два полярно противоположных типа фонемного тождества: чисто-предударный и чисто-заударный. Синтетический, предударно-заударный, логически располагается между ними:
СКАТЕрти/иСКАТЕля, приСТАВИЛ/СТАВЛеннИк, фюзеЛЯЖа/приЛЯЖем, приРОС/малоРОСлого, пеРЕСТАньТЕ/вЕРСТАйТЕ и т. п.
Рифмовка предударного типа была опробована в серебряном веке и в 1920-е годы (прежде всего В. Маяковский, Б. Пастернак, В. Хлебников, Н. Асеев и особенно ученик Маяковского С. Кирсанов, специально экспериментировавший с предударными созвучиями[7]. Затем она была возрождена и более осознанно развита в литературном поколении так называемых «шестидесятников» (Б. Ахмадулина, А. Вознесенский, Е. Евтушенко, Р. Рождественский, В. Соснора, О. Сулейменов и др.).
Подобные рифмы трудно интерпретировать с точки зрения привычных представлений о рифме. По известному определению Б.В. Томашевского, в основе рифмы классической поэзии «лежит совпадение концевых звуков, начиная с ударной гласной»[8]. Иначе говоря, это рифма заударного типа. Предударная часть слов в классической рифме может быть затронута созвучием, но в отличие от заударной необязательно. В рассмотренных же нами современных рифмах обязательно присутствует созвучие в предударной части, а заударное необязательно.
Полное или частичное совпадение фонем/звуков, составляющих слова, есть не только совпадение фонем или звуков: одновременно оно означает определенное подобие слов в их целом. Такое подобие вызывается и тождеством заударных, и тождеством предударных частей, а факт подобия не меняется в зависимости от конкретной позиции, занимаемой в составе слова как структуры совпадающими элементами.
(...)
Далее здесь: http://urokirus.com/online/books/slav-fil/15778-o-slovyanskom-stihoslogenii.html
Свойства и возможности разноместного и фиксированного ударения различны. В сфере стихосложения они влекут за собой немалые следствия.
Разноместное ударение, характеризующее особенность русского, белорусского, украинского и т. д. языков, имеет важные функции, которыми фиксированное ударение не обладает. В практическом общении русское ухо вынуждено «слышать» ударение, так как в зависимости от его позиции меняется зачастую сам смысл слова (замок/замок, атлас/атлас и т. п.); оно вынуждено следить за правильным проведением этой смысловой границы, всегда различая в слове две части — предударную и заударную. Положение с фиксированным ударением принципиально иное. Его исследователь справедливо подмечает: «...Семантической нагрузки оно не имеет и не оказывает влияния на формирование семантической структуры слова»[1].
Далее цитированный автор пишет: «Таким образом, можно предположить, что в языках с фиксированным ударением словесное ударение не имеет функции уточнения или определения значения слова, т. е. не является семиотическим (а следовательно, и семантическим) признаком, не играет грамматической роли. Оно, видимо, является формальным, акустическим признаком и возникло как естественное последствие деятельности органов речи, отражающее ритмику дыхания и чередующее (ритмично) моменты напряжения и ослабления артикуляционного аппарата во избежание его переутомления, то есть в конечном счете для поддержания высокой, качественной четкости произношения с целью высокого качества восприятия речи слушателем. Такая система ударения традиционна, самобытна и относится к внешней, физической стороне языка.
Русское словесное ударение своей структурой, значением, ролью настолько отличается от словесного ударения других индоевропейских языков, что есть основание считать, что оно имеет совершенно иной, чем у них, генезис»[2].
Эти наблюдения нуждаются в коррективах. Фиксированное ударение на территории Европы вообще распространено весьма широко (например, оно характерно для французов, эстонцев, латышей, чехов, словаков, поляков и т. д.). Среди славянских языков, как выше уже говорилось, разноместным обладают не только русский и болгарский. Наконец, выделяются как языки с одноместным фиксированным ударением (напр., французский, где ударение всегда на последнем слоге — архаическое заударное е произносится лишь при чтении стихов; в современном языке оно уже не фонологизовано), так и с разноместным фиксированием (итальянский и др.). Русский язык не знает даже такой «неполной» фиксации.
Француз, чех, поляк осознают весь круг проблем, связанный с ударением, несравненно более абстрактно, чем русский. Л.В. Щерба показал в свое время, что важнее и понятнее, чем ударение на последнем слоге, для француза-нефилолога интонационная волна предложения как целого, ударения на последних словах определенных ритмических групп слов — именно здесь основные реальные смыслообразующие факторы в акцентологии этого языка; ударение в каждом слове тут по привычке пытаются выставлять как раз иностранцы — например, именно мы, русские, с нашим природным разноместным ударением[3].
Литература — словесное искусство, и ее особенности неразрывно связаны с особенностями языка. По выражению А.А. Потебни, «нет такого состояния языка, при котором слово теми или другими средствами не могло получить поэтического значения»; «Очевидно только, что характер поэзии должен меняться от свойства стихий языка...»[4].
Через польскую поэзию русская поэзия во второй половине XVIII в. приняла силлабическое стихосложение. Поляки с их фиксированным словесным ударением воспринимают написанные силлабикой строки, (эквивалентные по слоговому объему, как ритмичные, — в итоге силлабическое стихосложение в польскоязычной поэзии имеет многовековую традицию и может считаться для данной поэзии нормой. Силлабические стихи звучат на польском языке плавно и исполнены гармонии. То же самое можно отметить для французской поэзии.
Когда силлабика была перенята русскими стихотворцами, то поэзия на русском языке, языке с разноместным словесным ударением, получила, напротив, скачущую «нервную» ритмику, иногда способную удачно передавать то или иное аномальное эмоциональное состояние лирического героя, особенности взволнованного монолога и т. п., однако малопригодную для передачи нейтральных состояний и, соответственно, для того, чтобы быть здесь стиховой нормой. Силлабический ритм по-русски из-за непредсказуемости места ударений в составляющих стихи словах ощутим несравненно слабее, чем по-польски.
Тем не менее силлабические стихи активно писались по-русски не менее 70 лет. Однако в 1735 г. появилась книга поэта и филолога Василия Кирилловича Тредиаковского (1703—1768) «Новый и краткий способ к сложению российских стихов с определениями до сего надлежащего звания». Автор находчиво нашел замену долгим и кратким гласным древнегреческого языка (на чередовании которых были основаны античные хореи, ямбы и т. д.) в русских ударных и безударных гласных.
Профессор Тредиаковский разработал, основываясь на свойствах нашего языка, национальное силлабо-тоническое стихосложение, объективно противопоставленное силлабике. Силлабо-тоника учитывает не только гармонию слогов, но и гармонию ударений; в силлабо-тонических стихах слова намеренно подбираются друг к другу в зависимости от места ударения.
Как поэт Тредиаковский активно начал писать созданным им русским хореем. Вскоре стал писать ямбом молодой поэт и будущий великий ученый Михаил Васильевич Ломоносов (1711 — 1765). За ними на силлабо-тонику стали переходить другие русские поэты, а силлабика была оставлена[5].
Итак, русское разноместное ударение активно проявляет себя в сфере стиховой ритмики. Рифма — тоже явление языка, и в рифменной сфере возможно лишь то, что допускается его законами. В языках с различной структурой эти законы неизбежно отличны в ряде черт. Так, во французской поэзии возможны только рифмы с ударением на последнем слоге (им соответствуют русские «мужские» рифмы типа уклон/сторон). Французский рифменный «репертуар» в силу этого объективного обстоятельства сравнительно с русским крайне беден[6].
Как следствие, к концу XIX в. во французской литературе появилось ощущение «изношенности» рифмовки, ее «автоматизма». Соединившись с модернистскими тенденциями, проявлявшимися как раз тогда в европейской культуре, это ощущение стало одной из причин появления и чрезвычайно широкого распространения различных способов отказа от рифмы — белый стих, «свободный стих» (верлибр). У славян безрифменный стих тоже активно обозначил себя с начала XX в. в основанных на языках с фиксированным словесным ударением чешской и польской поэзии. Рифма и здесь показалась тогда устарелой. У чехов и поляков на верлибр перешло большое число поэтов.
Для сравнения напомним, что в русской поэзии этого времени опыты с верлибром не продвинулись далее единичных экспериментов (у А. Блока, М. Цветаевой, М. Волошина, Н. Гумилева и др.). Вместо аналогичного перехода на верлибр русская поэзия начала XX в. (с ее разноместным словесным ударением) нашла совершенно другой путь — неожиданно создала новые виды рифмы.
Здесь самое время упомянуть, что свойства языка предопределяют некоторые особенности национальных литературных традиций.
Стихия созвучия необыкновенно богато представлена уже в ряде жанров русского фольклора, устного народного творчества. Так, постоянно играет созвучиями русская пословица (например, «Знать Феклу по рылу мокру», «Крепилась кума, да рехнулась ума», «Враки, что кашляют раки: то шалят рыбаки», «Городит околесную, колесит окольную», «Кос очами, крив речами» и т. п.).
О роли рифмы в русском литературно-поэтическом творчестве написаны целые исследования.
А поэт-романтик Владимир Григорьевич Бенедиктов (1807—1873) в своем стихотворении «К Отечеству и врагам его», написанном в 1855 г., в разгар Крымской войны, писал, перечисляя, где и в чем видит и узнает черты своей великой родины — России:
В чудном звоне колокольном
На родной Москве-реке
И в родном громоглагольном
Мощном русском языке.
И в стихе веселонравном,
Бойком, стойком, как ни брось,
Шибком, гибком, плавном, славном, Прорифмованном насквозь...
Образно-художественная характеристика родного языка как «громоглагольного» и русского «веселонравного» «прорифмованного насквозь» стиха основана тут на вполне объективных свойствах и проявлениях как того, так и другого.
Чтобы разобраться в них, вдумаемся, как вообще типологизируются русские созвучия/фонемные совпадения в связи с ударением.
1. Законно разграничить случаи совпадения в слове одной фонемы и совпадения комплекса фонем. Хотя и совпадение одной фонемы означает некоторое подобие слов как целостных единиц, ясно, что подобие слов, при котором в них совпадает фонемный комплекс — явление иного уровня. В качестве рифм функционируют почти исключительно факты второго типа, а однофонемное/однозвуковое совпадение относится к сфере аллитерации.
2. Как и отдельная фонема, повторяющийся фонемный комплекс может занимать в слове три различные позиции (А, Б, В). Позицию А занимает комплекс, левая граница которого совпадает с краем слова; позицию Б — целиком заключенный внутри слова комплекс, справа и слева от которого есть не входящие в его состав фонемные «прослойки» (ср. недолгий-задолженность); позицию В — комплекс, правая граница которого совпадает с краем слова.
В слове существует динамическое противопоставление по признаку ударности/безударности: одна из гласных фонем всегда противоположна прочим в качестве «ударной». Например, совпадающим может быть либо комплекс, включающий ударный гласный (то есть находящийся под ударением), либо полностью внеударный комплекс (ср.: приказание-приход).
3. Функциональная значимость ударения, специфическая для нашего языка, заставляет видеть в ударном гласном центр слова, ощущаемую носителем языка структурную границу, которая всегда объективно и реально разделяет слово на левую (предударную) и правую (заударную) части. Соответственно тождественные фонемные комплексы неизбежно располагаются либо слева (предударное фонемное тождество: корОва-корОнный), либо справа (заударное тождество: ночАми-сАми), либо по обе стороны (предударно-заударное, синтетическое тождество: парохОдом-перехОдом).
Какие же типы рифм возможны в русском языке по его акцентологическим, фономорфологическим и прочим объективным законам?
ПРЕДУДАРНЫЙ ЗАУДАРНЫЙ
Аапред. ⇔ Ааз
(ДА́́нный/ДА́ром, (А́НГеЛА/А́нглиЯ,
КОРО́нный/КОРО́ва А́дОМ/А́тОМ)
АБ (БА)л ⇔ АБ (БА)з
(БО́га/одноБО́кий, О́трок/болО́Ту,
СТА́рый/уСТА́ла) РУ́ки/наРУ́жно
АВ (ВА)п ⇔ АВ (ВА)з
туПА́/пА́мять И́СТИнный/кИ́СТИ,
оКНО́/КиНО́шник) О́Стро/покО́С
ББп ⇔ Ббз
(выСОкий/раССОлом (бомО́Ндом/урО́На
О́Стро/поО́С)
БВ (ВБ)п ⇔ ВБ (БВ)з
(плеСКАлся/виСКА, (большА́Я/тА́Ять,
заСТАнет/уСТА) порО́К/высО́Кой)
ВВп ⇔ ВВзауд.
(ВеДрА/ВиДнА, (кричА́Л/зА́Л,
мОЛоКА/ОбЛаКА) дышА́ЛА/метА́ЛЛА)
Это — два полярно противоположных типа фонемного тождества: чисто-предударный и чисто-заударный. Синтетический, предударно-заударный, логически располагается между ними:
СКАТЕрти/иСКАТЕля, приСТАВИЛ/СТАВЛеннИк, фюзеЛЯЖа/приЛЯЖем, приРОС/малоРОСлого, пеРЕСТАньТЕ/вЕРСТАйТЕ и т. п.
Рифмовка предударного типа была опробована в серебряном веке и в 1920-е годы (прежде всего В. Маяковский, Б. Пастернак, В. Хлебников, Н. Асеев и особенно ученик Маяковского С. Кирсанов, специально экспериментировавший с предударными созвучиями[7]. Затем она была возрождена и более осознанно развита в литературном поколении так называемых «шестидесятников» (Б. Ахмадулина, А. Вознесенский, Е. Евтушенко, Р. Рождественский, В. Соснора, О. Сулейменов и др.).
Подобные рифмы трудно интерпретировать с точки зрения привычных представлений о рифме. По известному определению Б.В. Томашевского, в основе рифмы классической поэзии «лежит совпадение концевых звуков, начиная с ударной гласной»[8]. Иначе говоря, это рифма заударного типа. Предударная часть слов в классической рифме может быть затронута созвучием, но в отличие от заударной необязательно. В рассмотренных же нами современных рифмах обязательно присутствует созвучие в предударной части, а заударное необязательно.
Полное или частичное совпадение фонем/звуков, составляющих слова, есть не только совпадение фонем или звуков: одновременно оно означает определенное подобие слов в их целом. Такое подобие вызывается и тождеством заударных, и тождеством предударных частей, а факт подобия не меняется в зависимости от конкретной позиции, занимаемой в составе слова как структуры совпадающими элементами.
(...)
Далее здесь: http://urokirus.com/online/books/slav-f
